Тамара Бараненкова
В российский прокат выходит триллер испанца Родриго Кортеса "Погребенный заживо" о невероятных приключениях в гробу и о том, чего стоит жизнь маленького человека.
Пол Конрой (Райан Рейндолс) – американский наемник, работающий шофером в Ираке. Однажды на колонну фур, которые перевозят продовольствие, нападают террористы, почти всех, кроме Пола, убивают, а его самого, бездыханного, заколачивают в гробу и закапывают где-то посреди пустыни – впрочем, не настолько глубоко, чтобы там не принимал сигналов мобильный. Но это еще не сказка, а присказка – сказка будет впереди, и начинается она довольно жутко: с того, как в полной тьме герой медленно приходит в себя, не сразу понимая, где он, как сюда попал и что ему теперь делать.
Своего последнего, может быть, пристанища, герой не покинет до конца фильма, а вместе с ним не покинет его и камера.
В "Погребенном" Кортес взял на вооружение вещи, привычные для театра, а не кино – получился такой моноспектакль, где единственная "сцена" - гроб, а единственный "напарник" Рейнольдса - быстро садящийся телефон и голоса в нем. "У нас было свое золотое правило: наружу и на поверхность выходить нельзя", - говорит режиссер.
На помощь осветителям пришли вспышки зажигалки и экран мобильного – единственные источники света, а вот спасать Пола никто не торопится. Кислород заканчивается, невидимые собеседники сменяют друг друга, бомбы взрываются и люди по-прежнему умирают, но теперь где-то там, в другом измерении - а Пол все там же – в гробу, словно воплощающий собой старые добрые принципы Буало о единстве времени, места и действия.
Может ли прижиться такая театральность в кино? Как она сочетается с "неослабевающим экшном", который, по крайней мере, обещают нам создатели? И вообще – хотел ли режиссер, чтобы в его фильме зрителей интересовали сначала технические уловки, а уже потом - идеи и актерская игра? Вряд ли, но получается почему-то именно так.
Создатели делятся источниками вдохновения: по части саспенса пришелся кстати Альфред Хичкок с его "Спасательной шлюпкой", по части методов съемки – никаких хромакеев и прочих технических ухищрений – Скорсезе 70-х. А где-то рядом маячит ими не названный и не такой известный, но точно попадающий в главную идею фильм Даниса Тановича "Ничья земля" - о лежащем на мине боснийском солдате, чья жизнь оказывается совершенно ненужной ни военным генералам, ни журналистам-спекулянтам.
Что касается технической стороны, то тут пришлось придумывать самим – несладко пришлось и оператору, и актеру, и художникам по декорациям, изготовившим для разных целей сразу семь разных гробов. Но если героя, ловко вертящегося в гробу все полтора часа, неуклюжим точно не назовешь, то с фильмом все сложнее - даже несмотря на его технически филигранные фокусы, а может, даже вопреки им.
"Скрестить" в одном кино саспенс, экшн и душеспасительную лекцию о ценности человеческой жизни – идея старая как мир, но она редко кому удается – может быть, потому, что на языке одного приходится рассказывать о сущности другого.
Судьба маленького человека там, где балом правят близнецы-братья - война и политика - это то, что интересует Кортеса в первую очередь, и его история, если отбросить аллюзии о "живых мертвецах", в сущности, проста – здесь все в лоб и без лишних философских изысков. Но и она каким-то странным образом умудряется превратиться в грубоватую притчу на тему самой себя. Несчастные люди, невидимые узники, неслышимые крики о помощи, никому не нужные голоса из-под земли. Хорошие бедняки и плохие политики.
Впрочем, кто будет спорить, что все оно так и есть.
