Не так много на телевизионном небосклоне событий, заслуживающих внимания, чтобы можно было не приметить показанное на минувшей неделе видеоэссе Антона Хрекова «Луи-Король» (НТВ).
Во-первых, примечательна фигура героя.
Его звали Виктор Луи. По паспорту: Виталий Евгеньевич Луи. В брежневско-андроповскую пору он считался журналистом-международником, слыл агентом КГБ, мог похвастаться коллекцией раритетных автомобилей и прославился несколькими закулисными подвигами на полях холодной войны. (Провокационная публикация на Западе «Ракового корпуса», переправленные за кордон надиктованной книги опального Хрущева, обмен диссидента Буковского на чилийского генсека Корвалана, интервью с объявившим голодовку Сахаровым и т.д.).
Во-вторых, сам фильм сделан нестандартно: композиция повествования выстроена не линейно, то есть не хронологично, а – параллельно, как в художественном фильме. Одна линия, прочерченная пунктирно: жизнь за забором пыточной тюрьмы в Суханово. Другая –избыточная приключениями жизнь, прожитая в свое удовольствие и с комфортом.
В реальности обе жизни (до и после освобождения) последовательны, но на экране для пущей выразительности они – одновременны. Чтобы зритель, все-таки, не заплутался в сюжете, тюремные эпизоды даны чернобелыми, а воля – в цвете. Чтобы было еще занимательнее и живее, рассказчик в кадре Антон Хреков время от времени перевоплощается в своего героя: то он – зек в робе на нарах, то – джентльмен в тройке, в антикварном интерьере с бокалом качающейся на его дне светлокоричневой жидкости.
***
Он хорошо устроился при советской власти. Подле советской власти. Внутри организма советской власти. Не он один, разумеется. Но так, как он, бывший арестант, а затем – выездной во все концы Света, человек с неограниченными и вполне легальными финансовыми возможностями, человек, которому не надо было стесняться своего несметного богатства, никто, пожалуй.
Ему могли позавидовать и подпольный миллионер Корейко и свободный художник Остап Бендер. И, смею предположить, бабелевский Беня-король.
В советской стране у амбициозного интеллигента было несколько возможностей отмахнуться от коммунистической идеологии, как от надоедливой мухи, и возвыситься над коммунальным бытом.
Сделать карьеру крупного хозяйственника – раз. Два: высоко взлететь по партийно-государственной лестнице. Три – вступить на дипломатическую стезю. Четыре: получить признание в ранге большого мастера культуры, или великого ученого. Четыре (а): остаться небольшим мастером, но выбиться в ответственные функционеры, приглядывающими за большими мастерами.
Отдельная епархия – журналист-международник с пропагандистским уклоном. Хотя, строго говоря, без такого уклона журналистов-международников в то время не существовало.
Этой корпорации доступны были все блага мира. Одно было неудобство: писать приходилось не про то, что хотелось, не так, как хотелось, и не то, что думалось. Иначе говоря, приходилось раздваиваться. Раздвоившись, надо было что-то делать со своей инакомыслящей половиной. Либо удавить в зародыше, либо…
Есть такое сильно действующее средство от раздвоения личности – цинизм. Но оно опасно побочными эффектами. Оно, в принципе, чревато психологическими травмами и душевными расстройствами. И особенно для людей талантливых.
Ветеран международной журналистики Мэллор Стуруа в интервью для фильма высказал предположение, что
Виктор Луи заключил договор с дьяволом.
Едва ли… А если и так, то, кто был дьяволом в этой ситуации? Запад? Советский режим? Оба?..
Думаю, что дело обстояло не столь романтично и демонично.
Виктору Луи не надо было заключать договор с каким-либо дьяволом, поскольку душа его была свободна от сердечных привязанностей и идейных предпочтений. Ему без разницы было, что эти коммунистические цели, что те демократические ценности.
У него имелись основания возненавидеть режим, который доставил ему столько хлопот, но он к нему отнесся по-деловому. Он не стал с ним бороться, воевать, доставлять ему неприятности; он решил им воспользоваться.
Как попользовался им в свое время и себе во благо американский бизнесмен Хаммер. Разница была невелика: один сбывал на Запад художественные ценности, другой – инсайдерскую информацию в ограниченных и позволенных дозах. Они оба занимались легальной контрабандой. Как это ни парадоксально звучит.
Но Хаммер был иноземцем, а Луи – соотечественником.
***
Его биография темна, и она стала не намного яснее после фильма Антона Хрекова. В повествовании явно недостает документальных свидетельств, проливающих свет на годы пребывания Виталия Евгеньевича Луи в бериевском застенке, на его отношения с андроповским ведомством, на источники его баснословных доходов, на их механику. Не думаю, что по лености и по не любопытству автора. Скорее, по причине засекреченности соответствующего архива.
Впрочем, автор с некоторым основанием мог бы сказать: «Не очень-то и хотелось». Он, в конце концов, сосредоточился не на судьбе человека, и даже не на личности человека, а на феномене сожительства, соития двух полярностей, одна из которых – советский режим, а другая – отпетый буржуа Виктор Луи.
Это плодотворное сожительство иначе, как парадоксальным, и не назовешь. А сам Луи всего лишь - «парадоксов друг».
Как же «парадоксову другу» удалось при жестком контроле за всеми СМИ организовать что-то вроде частного информационного агентства, работающего на хозрасчете и самоокупаемости? Он даже Кунцевкой пренебрегал и лечился за свой счет на Западе.
Понятно, что у конторы «Виктор Луи» и у монстров информации – ТАСС и АПН – были разные функции.
Понятно, что все три агентства не были конкурентами – слишком разные роли они исполняли.
Если тассовка носила строго официальный характер и имела двойную направленность – на внутреннего и на внешнего потребителя, то информашка от Виктор Луи адресовалась во вне страны, исключительно для заинтересованного западного читателя. А согражданами, слышавшими что-то о нем, он воспринимался как иностранец.
Конечно же, в таком «агентстве» нуждался в первую очередь не лично Виталий Евгеньевич, а сам режим, железный занавес которому был надобен не менее, чем дырки в нем.
Луи как раз и являлся одной из них. Он был удобен во всех отношениях. Коллеги (как советские, так и зарубежные) не могли не считать его Штирлицем, то есть сотрудником КГБ – штатным, или внештатным – неважно. Иначе невозможно было объяснить его существование и сосуществование с режимом. Но не могли и не доверять его информации. (Опять пародокс). Последняя имела ценность независимо от степени своей достоверности.
Фокус был в том, что Виктор Луи был не столько агентом советской власти, сколько ее узаконенным конфидентом. Вот этот его статус и ценился по другую сторону железного занавеса.
А едва общество откупорилось, надобность в информационном агентстве «Виктор Луи» сразу отпала. Причем, сразу по обе стороны границы. В этот момент у него появились основания возлюбить Советский Союз и его порядки, как самого себя.
В том и дело, что советский режим как закрытая система был обречен. Став открытой, он тут же затонул.
…Помирал Луи-король от рака печени, а умер он в 1992-м году на операционном столе от инфаркта.
***
Эпоха до конца, до дна не постигается через своих «типичных представителей». Она вернее и глубже, я думаю, понимается и истолковывается через парадоксальных персонажей.
Таких, как тот же Виктор Луи.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции