Приближается десятая годовщина двух важных событий - назначения Владимира Путина премьер-министром России и нападения боевиков под командованием Шамиля Басаева и других чеченских полевых командиров на Дагестан. Тогда, в августовские дни 1999 года, только что назначенному премьеру пришлось столкнуться с первым в своей жизни политическим вызовом, причем исход задуманной антитеррористической операции был отнюдь не ясен.
Наверняка в ближайшие же дни появится очередная порция «версий заговора»: о том, что Кремль все спланировал заранее; что Басаеву заплатили за нападение, ставшее удобным поводом для вторжения федеральных войск в Чечню; что среди боевиков было много агентов ФСБ, что их запустили в Дагестан и выпустили по открытому коридору и т.д. Одна из главных черт безответственных политиканов в России - крепость задним умом. После того, как кризис прошел, вдруг выясняется, что все можно было сделать лучше и безболезненнее, да и вообще никакой это вовсе и не кризис был, а сплошная инсценировка с целью захвата власти. Причем выясняют все это люди, во время самого кризиса молчавшие в тряпочку или кричавшие, что все пропало. У правительства Гайдара в конце 1991-начале 1992 года не было не то что оппонентов - даже советчики все куда-то попрятались в ожидании зимнего голода. Это потом оказалось, что все были против «антинародных реформ» и точно знали, как можно сделать по-другому.
Тогда, в августе 1999-го, все как-то опешили. В течение трех лет, с хасавюртовского перемирия 1996 года, расчет шел на то, что Масхадов станет еще одним нормальным, в меру коррумпированным российским губернатором, будет взимать небольшую дань за проходящий через Чечню нефтепровод и еще какие-нибудь отчисления на восстановление разрушенного в первую войну 1994-1996 гг. Грозного. Ведь вся чеченская война была из-за денег - россияне внушали это себе и по телевидению, и в газетах, и во время многочисленных попоек - часто с участием представителей Чечни и других народов Северного Кавказа. Чего нам делить? Получат деньги - и успокоятся.
Деньги шли, но боевики не унимались. Дагестанский город Буйнакск, который мне довелось посещать в 1998-1999 годах, подвергался нападениям со стороны Чечни регулярно - чуть ли не каждый месяц. Вся беда была в том, что с дагестанцев и взять-то особенно было нечего - в условиях безработицы и нищеты только отдельные богатые родители могли платить выкуп за похищенных детей. Тогда зачем нападали? Стало ясно, что война была не только из-за денег и даже не из-за психологически понятного в условиях распада СССР желания чеченцев жить отдельно от России (если на самостийность имеют право этнически близкие русским украинцы и белорусы, то почему на нее не имеют право чеченцы?). Постепенно стало ясно, что националисты в среде боевиков отдали первенство исламским фундаменталистам. Этим людям мало было одной Чечни - Чечня для них была всего лишь плацдармом для создания Северо-Кавказского (а в будущем - всемирного) халифата.
«Мы не хотим делать правоверным один лишь Кавказ - нам нужна вся Россия»,- говорил тогда в интервью каналу ТВ-6, где я тогда работал, один из религиозных лидеров боевиков.
Сегодня, после всего, что случилось в Чечне за время почти десятилетней контртеррористической операции, он вряд ли по-прежнему придерживается все того же мнения. Но тогда ситуация была иной. Совсем недавно, в 1996 году, боевикам удалось заставить федеральные войска отдать им Грозный и всю Чечню. В Москве скандалы вокруг семьи Ельцина и генпрокурора Скуратова, отставки старого премьера Степашина и прихода нового премьера Путина, казалось, свидетельствовали об ослаблении государства. Настало время бить по России как по слабому звену в цепи западных государств - таково было ощущение и в среде чеченских боевиков, и среди их спонсоров в арабских странах, для которых Россия с ее попойками, конкурсами красоты и мини-юбками - безусловная часть западной цивилизации. Важной составной ожидавшегося успеха было и то, что сам Запад Россию своей составной частью не считал, отказывая ей, в отличие от Израиля и других стран - жертв фундаменталистского терроризма, хоть в какой-то солидарности.
Именно тогда стало ясно - на отрицании традиционных российских ценностей, к числу которых относится и мирный ислам, новое российское государство не построить. Как это часто бывает, осознанию этого факта помогла беда. В момент нападения на Дагестан, в отличие от событий 1994 года, в России не было ни одного телеканала, ни одной газеты, поддерживавшей басаевских боевиков. И это не было связано с давлением властей - «зачистка» телевидения была проведена позже - а с чувством опасности и близости последней черты, вдруг охватившими все общество. Пришло осознание важного момента: в глазах исламского фундаменталиста современное секулярное «общество спектакля» - это пустыня, которую можно перепахивать, пропалывать и засевать заново. Нечто вроде Южной Америки в глазах пришедших туда в шестнадцатом веке конкистадоров - только с телевидением, компьютерами и автомобилями.
Сегодня опасность новой атаки, подобной дагестанской, временно отступила. Вместе с ней может уйти и внимание к связанным с исламом вопросам, часто заменяемое опорой на чисто силовые методы. В свое время накануне революции 1917 года царское правительство осознало важную союзническую роль традиционного ислама в борьбе с террористической и экстремистской угрозой, исходившей от революционных групп.
«Ислам как религия наконец-то в глазах властей в те дни лишился образа враждебной государственным интересам силы»,- пишет в своем многотомном труде «Тайны татарского народа» председатель попечительского комитета Совета муфтиев России Фарит Фарисов. В подтверждением своей мысли Фарисов приводит слова председателя царского Особо совещания А.Харузина, сказанные еще в 1910 году: «Магометанство представляет собой источник нравственности и расшатывать его не стоит». По мнению Харузина, борьбу надо было вести лишь с отдельными группами антигосударственной направленности - «националистической тенденцией магометанства». Вопреки ожиданиям и властей, и эсхатологически настроенных противников «панмонголизма» типа писателей Андрея Белого и Александра Блока, беда в Россию в 1917 году пришла не со стороны «диких восточных орд», а со стороны внутреннего врага - коррупции, развала государственной системы, закостеневших сословных различий и эксплуатировавших их экстремистских партий вроде большевиков.
На все эти старые слабости России рассчитывали и боевики, вторгшиеся в Дагестан десять лет назад. Дай Бог, чтобы в своих расчетах они ошибались всегда.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
