Новости, методично поступающие их кавказских автономий, давно уже вызывают тревогу. Не столько за судьбу Кавказа в частности, сколько за судьбу России в целом. Удастся ли остановить цепную реакцию террора образца 2009 года? Перерубить свиваемый бикфордов шнур, отсечь его от уже заложенного заряда?
Или дело дошло до края, и дагестанские, ингушские (далее по списку) разрозненные эпизоды в конце концов сомкнутся в общий роковой сюжет, после чего радостно-лояльные чеченские командиры, уже добившиеся через голову ФСБ отмены режима контртеррористической операции, вдруг вспомнят о родном законе гор? Ответа нет; риск высок. Однако ж лучше размышлять о том, что делать, если мы все-таки прорвемся. Потому что если не прорвемся, думать будет некогда; властям останется одно: смирять Кавказ любой ценой, заново ввергая себя и нас в силовой разворот политики и с неизбежностью готовя последующий обвал системы.
Так вот, если прорвемся, то главное потом не повторить ошибки нулевых. Я не имею в виду подавление чеченского сопротивления; в начале своего пути «питерские» обречены были применить хирургические методы, после чего заморозили приостановленный конфликт на нулевой отметке. Выбор тогда был дурной – или насилие, или распад; когда тебе предлагают выбрать между быстрой смертью и трудной жизнью, понятно, что следует предпочесть. Но вот после подавления и заморозки они обязаны были определить стратегию, прописать логику дальнейших действий. И либо без конца подкачивать анестезию, посылая верных докторов на царство; назначать лояльных отморозков Героями России, прикрывать родимых беспредельщиков, сдавать им целые республики в аренду. Либо медленно и постепенно, но готовиться к тому, что размораживать ситуацию – в конце концов придется. И заранее приучать воинственные территории – сначала к мысли о не-обходимости ответственной свободы, а потом и к элементам самостоятельной гражданской жизни. Пытаясь, где возможно, найти компромисс, не выталкивая мирных оппонентов во враги режима, не отдавая Ингушетию на откуп клану зязиковых и не обижая экономическим невниманием Дагестан, который поддержал Россию в 1999-м.
Второй вариант не прошел. И не мог пройти; теперь это ясно. Политическая философия новой элиты слишком четко сформулирована в знаменательной беседе большого началь-ника с придворным живописцем о Борисе и Глебе. «Борис и Глеб – святые, это понятно. Но они все отдали без борьбы. Это не может являться примером для нас. Легли и ждали, пока их убьют». Большинство комментаторов свели все дело к стебу; между тем, в этих глубоко продуманных оценках выражена государственная идеология. Власть несовместима со страстотерпчеством; все, что не сила – есть слабость; все, что не борьба – есть сопли; меч не должен быть короток, как перочинный ножик, которым только резать колбасу. Желательно, чтобы он был похож на настоящий меч энкавэдэшного значочка; кто с мечом к нам придет, от такого меча и погибнет; наш истинный святой – киношный Невский в ис-полнении Черкасова.
Еще раз: никто не спорит с тем, что насилие в истории иной раз неизбежно. И что случаются моменты, когда развороченные, загнивающие ситуации нужно быстро и надежно заморозить. Такой момент приключился на рубеже 90-х и нулевых. Но речь о другом. Нар-коз оправдан не сам по себе, он лишь необходимое условие серьезной операции; всякая анестезия ограничена во времени; если ничего не делать, а только добавлять наркозу, болезнь никуда не исчезнет, и после разморозки вспыхнет с новой силой. А размораживать придется, рано или поздно. Что мы, кажется, и наблюдаем. Тот болотный огонь, который нынче бродит по Кавказу, уже невозможно списать на «лихие 90-е». Слишком очевидна его связь с политикой нулевых. По крайней мере, с сердцевиной этого периода. С политикой показной стабилизации; бесконечного набора тактических комбинаций без понимания, куда мы движемся; упрямого отказа от выработки демократических привычек – в пользу временной авторитарности. Да, убийство министра внутренних дел Дагестана имеет одни причины; покушение на Евкурова, который начал борьбу с коррупцией, едва ли не противоположные; но это все причины ближайшие, поверхностные; на глубине и тот, и другой сюжет смыкаются: метод зязиковской заморозки и кадыровской анестезии при отказе от медленной школы свободы привел к обратным результатам. Мы постепенно возвращаемся в точку, из которой прорывались начиная с 1999-го. Недаром президент вчера призвал на ковер Кадырова и потребовал усилить… что там усиливают, когда ситуация выходит из-под контроля? Казалось бы, где Грозный, где Назрань; но нам почти открытым текстом сказано, кто несет значительную долю ответственности за происходящее. Не в том смысле, что Кадыров-младший злоумышленник: слава Богу, чего нет, того нет; но его феодальные игры в единоличного хозяина республики прямиком ведут к потере управляемости; где личный культ вождя, там с опричными легко договориться.
Вот и катастрофическое положение дел в Ингушетии – прямой результат многолетнего силового упрямства, когда назначенного сверху прокуратора держали вопреки всему. Во-преки мнению большинства населения. Вопреки тотальному нарушению законов. Вопреки здравому смыслу. Лишь бы воля государева была неоспорима, и щит с мечом грозно сверкали на солнце. Ну, сверкали они, спору нет. Помогло это решить проблему? Ничуть.
…Так что же случилось с Борисом и Глебом?
Их убили.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
