Ее царственное присутствие в последние дни на телеэкране и во всем остальном медиапространстве по случаю трансляции эстрадной фиесты из Юрмалы – хочешь, не хочешь – наводит на размышления. К тому же все это происходило на фоне поминальных программ о Владимире Высоцком, ушедшем из жизни 28 лет назад.
Высоцкий и Пугачева – параллельные миры, но время от времени им суждено соприкасаться. В данном случае они соприкоснулись в телевизоре.
В тот самый момент, когда грузинские актеры на канале «Культура» перепевали песни Высоцкого, на канале «Россия» Пугачева перепевала саму себя и гнала по эфиру «Новую волну» попсы.
…Прежде всего, стоит принять во внимание, что оба персонажа – и здравствующая Алла Пугачева, и покойный Владимир Высоцкий – являются не просто культовыми героями в нашей стране уже на протяжении нескольких десятилетий, но героями мифологическими.
Что сие значит?
Значит, что каждый из них выразил в конденсированном виде массовые представления о некоторых сущностных и общезначимых для миллионов людей ценностях.
В частности, общее представление о внутренней свободе и независимости, о цельности характера, о неразменности дара. И самое важное: наглядное представление о человеке, который прыгнул выше себя. Который оказался выше Действительности, что его окружает.
В них обоих жило и бурлило неподконтрольное Своеволие.
Так было в начале, по крайней мере. Потом, уже после крушения советского режима, судьбы обоих мифологических образов радикально разошлись. А теперь опять, судя по всему, сблизились.
***
Алла Пугачева сразу явила советской массовой публике образ Женщины, которая поет, как чувствует. Как дышит. Как любит, как страдает. И т.д.
Владимир Высоцкий предстал в роли Мужчины, который пришел к нам прокричать о воле, срывая голос в кровь.
Советский масскульт, как мы помним, не был свободен от кумиров и идолов в статусе мифологического героя. Можно сказать, он был ими перенаселен. Ленин, Сталин, прочие штатные боги Октября и Гражданской войны.
Художественные измышления - Чапаев, Максим, парни и девушки из наших городов и деревень, сыгранные Николаем Крючковым, Борисом Андреевым, Валентиной Серовой, Людмилой Целиковской.
Всесоюзная городская Невеста – Любовь Орлова. Всесоюзная колхозная Невеста – Марина Ладынина.
Оттепельное брожение в советском самосознании отразили Алексей Баталов, Николай Рыбников, Иннокентий Смоктуновский. Один – магнит для тех, кто попроще, другой – для тех, кто посентиментальнее. Третий – притягивал тех, кто поинтеллектуальнее. Это в кино. А на подмостках реальности – дрожжами для брожения стала бардовская лирика Окуджавы, Визбора, Кима.
Но очевидно: популярные киноактеры и душевные лирики 60-х – 70-х годов - это уже не тот масштаб легендарности, что был свойственен народным любимцам 30-х – 50-х годов, иная степень универсальности. И было понятно, что новые боги и идолы не столько объединяют публику, сколько делят ее по социальному признаку, по уровню образования, по степени просвещения, по культурному оснащению. Да собственно ее и делить не надо было; она уже расслоилась по интересам, по склонностям…
Уже только поэтому кумиры по преимуществу стали как бы профильными, специальными. Точнее – адресными.
И вот являются два новых поющих героя, которые воспринимаются как общие знаменатели нации – Пугачева и Высоцкий. Как влиятельные мифы союзного значения.
Впервые после Октября, в серые будни застоя не по причине госзаказа и без какой-либо господдержки, но сами по себе появились почти былинные персонажи. В них ощущалась бунтарская зараза неповиновения и несогласия. Разумеется, не в равной степени и в совершенно разных регистрах.
Власть не санкционировала ни тот, ни другой образы и, как могла, их тормозила. Но поставить их вне закона не смела. Да и была, пожалуй, не в силах это сделать, поскольку в обществе снизу доверху уже интенсивно вызревал протест.
С лирико-драматическими песнями Пугачевой и с яростными балладами Высоцкого протест обрел членораздельность. Их голосами заговорила «улица безъязыкая».
И Пугачева и Высоцкий не были антисоветчиками. В том смысле, что не были политическими противниками режима. (Ну, скажем, как Александр Галич). Но они не были уже и «советчиками».
Их творчество не было антикоммунистическим по своей направленности. Но самим фактом своего существования оно отрицало и базис, и надстройку коммунистического режима.
Понятно, что мифология песен Высоцкого была тотально гражданственной. В центре ее – Тот, кто в осаде, Тот, кто окружен, Тот, кто в капкане. Тот, кому порвали парус.
Пафос лирического излияния Пугачевой – в героике частного человека на поприще частной жизни. В том, как ее героиня безоглядно любит, в том, как бесповоротно рвет с любимым, в том, наконец, что она, несмотря на все невзгоды, непогоды, несчастия и катастрофы после столкновений в океане жизни с холодными, как айсберги, мужчинами, непотопляема и нескончаема. Она больше других, она выше других, счастливее других.
И самое главное: она, будучи всего лишь Женщиной, которая поет, - Хозяйка своего Положения, своей Судьбы. Вот за что ее более всего и полюбили миллионы советских граждан. И в первую очередь, миллионы советских гражданок. Ее встречали у концертных залов стайки девиц с самодельными плакатиками: «Алла, отомсти за нас!».
Пугачева действительно в ту пору смотрелась как живое и наглядное отмщение ущербному быту, ущербной морали. Она олицетворяла идею эмоционального реванша всех тех, у кого не удалась личная жизнь, кому ничего нельзя и ничто не доступно.
***
Поначалу могло показаться, что с переменой политических и социально экономических декораций в России пути-дороги мифологических образов Высоцкого и Пугачевой кардинально разошлись.
Первый, не пережив физически советский режим, продолжал рвать душу своим тотальным и бескомпромиссным нонконформизмом. Мы снова и снова переживали драму его безвременного ухода из жизни. Мы снова и снова всматривались в эпическую картину прощания Москвы с ним.
Чуть внимательнее в нее вглядываешься, и тебе открывается картина поединка, в котором бунтарь из плоти и крови бросил вызов Небытию. И становится понятно, что за свою гражданскую и духовную независимость, он заплатил мукой зависимости и несвободы другого свойства. Алкогольного и наркотического.
Но миф о бунтаре-одиночке, являющегося нам в образе то обреченного подводника, то затравленного волка, то загнанного коня и т.д. продолжал жить.
…А «пугачевский бунт» исчерпал себя с наступлением рыночных времен и с торжеством стихии массовой культуры.
Алла Борисовна – снова Хозяйка, но не Судьбы, а шоу-бизнеса. Она его общепризнанная царица, королева, муза... Это ее территория, ее империя. При ней все атрибуты власти и личного верховенства. Может быть, самый забавный из них – личный железнодорожный вагон, в котором она разъезжает по стране. Я знаю еще одного мастера культуры, который был удостоен в свое время такой же чести. Это – Демьян Бедный.
***
На «Новой волне» Алла Пугачева много пела. Ей пели. Ее пели. Но в основном, внимание широкой публики и телекамер было приковано к ее отношениям с Максимом Галкиным и с Филиппом Киркоровым. Ее песни, ее творческие эксперименты уже мало кого интригуют. Во всяком случае, гораздо меньше, чем слухи и сплетни о ее новых матримониальных поползновениях.
Женщину, которая поет, как ни крути, сменила Женщина, о которой говорят.
Алла Пугачева – это миф, который при жизни одного поколения стал брендом.
Увы, тоже самое на наших глазах происходит и с мифом о Высоцком, если судить по последним поминальным программам в телеэфире. И эта легенда (трагическая легенда) трансформируется в коммерческий бренд.
Имя, судьба, личная жизнь Высоцкого, его слава, его болезни, его страдания, комплексы, слабости, страхи, - все стало товаром без разбора. И, что самое печальное, вся эта распродажа оптом и в розницу идет под флагом благодарной памяти потомков великому предку с участием родных и близких ему людей.
Что же касается мифа о Пугачевой и бренда «Пугачева», то ведь здесь Хозяйка – барыня. Как и прежде.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
