Часть IX читайте здесь
Чтобы стать в России не только преемником, но и реформатором, видеть проблему мало, надо еще осмелиться взяться за ее решение. Риск провала велик, надежда на успех мала. Все главные российские проблемы уже закостенели от старости. К тому же для полного успеха необходимы, как минимум, еще две составляющие: настойчивость и чувство меры. Реформатора, который обладал бы всеми этими качествами, в нашей истории еще не было. Так что радуешься и Петру-Антихристу, и Петербургу, возведенному на костях. А что делать? История неумолима: если ваши предки не смогли преодолеть препятствие, то этим придется заниматься вам. Не получиться у вас, проблема останется в наследство вашим потомкам. Это только кажется, что время все лечит. Нет. Проблема просто переходит в иное качество.
К выводу о том, что Россия нуждается в коренной реформе, Александр Павлович пришел задолго до того, как вступил на престол. Только вот беда, сама эта мысль привела его дальше к двум взаимоисключающим вариантам своего будущего: либо бежать от проблем, либо, наоборот, вступить с ними в бой. Так всю свою жизнь Александр I и просидел на распутье.
В заговор против отца Александра втянули почти насильно. Причем, психологическая обработка начала давать результаты далеко не сразу. Первой появилась мысль вовсе не о власти, а, наоборот, об отречении от престола. 10 мая 1796 года в письме к Виктору Кочубею тогда еще наследник престола писал: «Мой план состоит в том, чтобы по отречении от этого неприглядного поприща поселиться с женою на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая свое счастье в обществе друзей и в изучении природы».
Но уже через год мысли Александра приобретают иной оборот. 27 сентября 1797 года в письме к своему учителю Лагарпу, вспоминая о своих прежних планах, он замечает: «Если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законодательной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль».
В конечном счете, Александр I не сделал ни первого, ни второго. Хотя за свое право самостоятельно определить будущее России заплатил по очень высокой ставке - жизнью отца.
Обширные планы либеральных реформ, конечным итогом которых должна была стать конституция, новый император предпочел разрабатывать тайно в узком кругу своих друзей.
Первая попытка была предпринята в самом начале царствования. Именно тогда появился негласный орган, который сам Александр не без иронии называл «комитетом общественного спасения», намекая на французскую революцию. Чтобы полностью оценить императорский юмор, следует сказать, что в «комитет» входили: знаток английских законов Кочубей, участник революционных событий во Франции Строганов, пламенный сторонник скорейшего освобождения Польши Чарторийский и, наконец, Новосильцев, считавшийся среди молодых либералов специалистом в области зарубежной политической экономики. Возглавлял «подпольщиков» сам император - воспитанник известного в Европе революционера. Швейцарец Лагарп, учивший когда-то наследника русского престола, возглавил позже Директорию так называемой Гельветической республики.
Некоторые исследователи не без иронии говорят о конспиративной деятельности императора (встречи со своими друзьями Александр проводил в собственном дворце, но тайно), объясняя все это чуть ли не инфантилизмом юных членов «комитета общественного спасения». Этим Александр действительно отличался от своей бабки - Екатерины II. Она свои реформаторские идеи обсуждала широко и громко, но Екатерина никогда не посягала на основу основ - самодержавие, а ее внук посягал. И при этом уже был осведомлен о том, что «самодержавие на Руси ограничено удавкой». Так что ни малейшего инфантилизма в нежелании либералов из «комитета общественного спасения» преждевременно открывать свои планы консерваторам не было.
Инфантилизм просматривается в ином. Нетрудно заметить, что настоящих знатоков российской действительности среди членов комитета, вышедших из среды великосветской молодежи, не было вовсе. Их либерализм по справедливости можно назвать «оранжерейным», а потому он и смог подарить стране всего лишь несколько саженцев, пригодных для российского климата и почвы. Один из этих саженцев - Указ от 12 декабря 1801 года, позволивший лицам всех свободных состояний приобретать вне городов в собственность недвижимость без крестьян. Это распоряжение разрушило многовековую землевладельческую монополию дворянства.
После этого деятельность «подпольщиков» постепенно заглохла. У всех членов комитета, включая самого императора, накопилась усталость от непривычной для них работы, а первоначальный энтузиазм, столкнувшись с многочисленными проблемами, угас.
Вторая либеральная попытка Александра связана уже с проектом знаменитого Михаила Сперанского.
Сперанский - самородок, поднявшийся наверх из самых низов - прекрасно понимал, что автоматическое применение в России западного опыта необходимых результатов не даст. «Тщетно писать или обнародовать общие государственные статуты или конституции, если они не основаны на реальной силе в государстве», - замечал Сперанский. Его принципиальной позицией была необходимость учитывать не только «внешнюю конституцию» государства - то есть, свод формально изданных законодательных актов и наличие тех или иных учреждений, но и «конституцию внутреннюю» - то есть реальное положение в обществе. Если положения конституции «внешней» не согласуются с конституцией «внутренней», то самые замечательные законы не будут исполняться и останутся мертворожденными.
Для умницы Сперанского не представляло большой сложности составить самую передовую в мире Конституцию. Куда сложнее было написать основной закон, пригодный для использования в тогдашней России. С учетом ее тяжело больной «внутренней конституции». «Я нахожу в России два класса: рабов самодержца и рабов землевладельцев, - ставил диагноз Сперанский. - Первые называются свободными только по отношению ко вторым. В России нет истинно свободных людей, не считая нищих бродяг и философов». И еще. Как полагал Сперанский, «истинная сила правительства состоит: 1) в законе, 2) в образе управления, 3) в воспитании, 4) в военной силе, 5) в финансах». Из этих необходимых государству элементов «три первые», как считал Сперанский, в России практически не существуют.
Исходя из этого нелицеприятного диагноза, Сперанский не раз ставил перед Александром I ряд жестко увязанных между собой вопросов, настаивая на том, что, либо государь в реформе обязательно учтет все элементы предлагаемого плана, либо план обречен на неудачу.
Сперанский выполнил поручение царя и подготовил проект реформ, но сам «заказчик» оказался не готов реализовать проект в полном объеме. Он лишь вытащил из общего плана несколько фрагментов, которые и реализовал. Сперанский предлагал план кардинального лечения больной России, Александр ограничился микстурой от кашля.
Наконец, несколько лет назад в российских государственных архивах были обнаружены документы, датированные 1821 годом, где содержится полный текст новой конституции России, существенно ограничивающей самодержавие, и даже текст манифеста о введении основного закона страны в действие. Любопытно, что и этот проект готовился Александром в тайне, на этот раз даже не в Петербурге, а в Варшаве.
Александр I был образованным человеком, тут бабка Екатерина и швейцарец Лагарп сделали все, что могли. Оказалось, этого мало.
Чем аукнулась России нерешительность бумажного реформатора, известно. Сенатской площадью и приходом к власти «железного самодержца» Николая I.
Образования у Николая Павловича было меньше, чем у брата, а вот силы воли значительно больше.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
