Посмотришь государственные телеканалы и жить хочется. Потому, что все хорошо, прекрасная маркиза.
Почитаешь либеральную прессу – выясняется, что жить бессмысленно. Потому, что все плохо, глупая, пошлая, тупая маркиза.
С одной стороны, все, что ни делается (национальные проекты, пособия на второго ребенка, новые средства вооружения, борьба с коррупцией и прочее), все к лучшему.
С другой стороны, все тоже самое, но к худшему.
Что вызывает у прекрасной маркизы недоверие в первом случае, понятно: слишком рьяно выдается желаемое за действительное.
Во втором – ничто не вызывает недоверия, за исключеньем пустяка – интонации. В речах либеральных публицистов слишком явственно слышны ноты торжества и даже злорадства по поводу того, что все скверно, и мы катимся в пропасть.
Вроде бы интонация – вещь сугубо эстетическая.
Сегодня многие любят повторять мысль Андрея Синявского об «эстетических разногласиях», имея в виду, что такое расхождение с оппонентом носит не принципиальный характер, что это вопрос стиля, что это проблема редакторской правки.
Вспоминая, однако, опыт писателя, его судьбу и его «разногласия» с Советской властью, приходишь к мысли, что «эстетика» - не такая формальная или факультативная вещица. Эстетические разногласия не менее существенны, чем разногласия идейные. Ну, хотя бы потому, что форма выражения столь же содержательна, как и само выражение. Иначе бы власть не посадила писателя, а всего лишь его подредактировала. Иначе бы и сам писатель по окончании отсидки не покинул бы страну, а поработал бы над правкой своих текстов и взглядов.
И стилистика радикалов небезразлична к их идеям. В ней бьется мысль: чем хуже, тем лучше. Потому они все больше становятся похожи на тот «народ из окошков», что кричит при любом повороте сюжета одно: «Где это видано, где это слыхано…». Не важно, едет ли мальчик на осле, а старик идет рядом. Или наоборот. Или уж совсем наоборот: старый осел молодого везет.
Держат стабфонд в кубышке – скверно. Черпают из него что-то с тем, чтобы чьи-то штаны поддержать – еще хуже.
Торгует газом страна себе в убыток – плохо. Торгует им по рыночной цене – где это видано, где это слыхано…
Везет экономика России на своей шее батьку Лукашенко – худо; попробовала скинуть его – опять не в кассу.
Штука в том, что борьба за правое дело столь же категорична, как и за левое. Потому в равной степени власть рискует не угодить и коммунисту Зюганову, и шахматисту Каспарову.
И еще на одну вещь стоит обратить внимание – на логику борьбы. Это самая неуклонная логика, какая только бывает. Это как с ледяной горки катиться: если поехал, то ехать помимо воли приходится до конца.
Сначала сожаления о том, что баррель дорог нынче; потом, что полезных ископаемых в стране слишком много залегает. Только это и позволяет режиму держаться на плаву. Далее грусть по поводу того, что лидеры развитых демократий якшаются с российским президентом, что Россию до сих пор не выставили из G8, где она, к слову сказать, председательствует – позор цивилизованному миру. Вдруг нечаянная радость: конгрессмены-демократы потребовали от Буша бойкотировать саммит в Питере. Ликующая радость, когда Чейни выступил с критикой в адрес России. Наконец-то! Эту речь тут же сравнили с фултонским спичем Черчилля, знаменовавшим в свое время начало холодной войны. Стало быть, забрезжила надежда на Вторую мировую холодную войну и на ее повторный проигрыш.
На внешних фронтах, следовательно, бои идут с переменным успехом. А каковы виды на внутренний кризис?
Нетерпеливые радикалы перебирают: какое бы событие так тряхануло страну, чтобы народ поднялся как один. Есть некоторое упование на то, что баррель обломится. Что реформа ЖКХ вызовет массовое недовольство. Что возможная отмена отсрочек для студентов детонирует молодежные волнения. Проханов и Новодворская размечтались об одном - чтобы случился "Беслан-2". Или на худой конец второй "Норд-Ост". И тогда бы народ бы уже точно не стерпел. А Киселев как-то обмолвился в радиоэфире о таком первотолчке всенародного возмущения, как пандемия птичьего гриппа. А Константин Боровой в одном из недавних выпусков "Школы злословия" набросал вчерне сценарий оранжевой революции: басаевцы захватывают в заложники тысячу детей, и тысяча родителей создают палаточный лагерь между спецназом и тем учреждением, в котором будут находиться террористы и заложники. И режим исчезает будто его и не было, а мы эволюционируем в любезном нам направлении.
Логика борьбы сейчас сплачивает правых с Лимоновым, с Прохановым. Завтра она сплотит правых и левых с Квачковым, которого оправдает суд присяжных.
Когда сегодня случается так, что либералы и национал-патриоты, превозмогая эстетическую брезгливость, вступают в осторожную полемику друг с другом – будь то на волнах «Эхо Москвы», или в ток-шоу «К барьеру!», то проигрывают как раз первые. Это видно по интерактивным звонкам. А если дело дойдет до свободных демократических выборов, то и амебообразный демократ Касьянов, и харизматичный Каспаров проиграют их вчистую полковнику-подрывнику. Будем утешаться (и утешать Запад) тем, что ХАМАС в Кремле образовался демократическим путем?
Либералы сетуют, что власть шантажирует их и все население страны угрозой фашизма. В свою очередь власть может пожаловаться общественности, что оппозиция ее стращает угрозой революции, которая, с большой долей вероятности, приведет к фашизму.
Обыватель, таким образом, оказывается перед выбором между хреном и редькой.
Такова логика поступков и слов тех, кто проигрывает. Им ничего не остается, кроме как рассчитывать: чем хуже для страны, тем скорее и вернее победит «правое дело». И других путей к его торжеству правые радикалы (как, впрочем, и левые) уже не видят. Но это вроде бы последнее дело: от худа искать худо.
Самое последнее, что бросается в глаза: либералы, движимые той же логикой борьбы за власть, что и национал-патриоты, набираются у них всего самого скверного – страсти к популизму и убежденности, что все их неудачи обязательно являются следствием какой-нибудь закулисы. Патриоты грешат на мировую. А космополиты - на кремлевскую.
Когда превозмогаются эстетические разногласия, стираются и прочие. В том числе, и идейные.
***
Что же касается нефтяной везухи, я так скажу: после дефолта пришел конец банковскому кайфу, но возникла реальная сырьевая экономика. Если немного обломится баррель, может, заработает реальное производство. Жизнь, слава богу, богаче противостояния политических партий.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
