Уж и не знаю, что так привлекало российскую власть к бородам, но многие века при самых разных режимах голый подбородок символизировал в глазах нашего чиновничества верность отечеству, а подбородок заросший – наоборот, подозрительную оппозиционность. Началось это давно еще при Петре I, который приказал русским людям стричь бороды и менять национальный костюм на иностранный, однако, в той или иной форме нелюбовь к бородачам продолжалась и дальше.
В советские времена не спасали даже бородатые лики Маркса и Энгельса. Помню сам, с какой жалостью расставался со своей первой бородой, которую отрастил в стройотряде – явиться в таком виде в институт не было ни малейшей возможности, роль брадобрея с удовольствием выполнил бы ректор или секретарь парторганизации.
Начало идейной борьбы безбородых против бородатых в наших календарях обычно помечают 17 января 1700 года, хотя на самом деле «процесс пошел» несколько раньше. Насильственное бритье бород и переодевание русских людей в иностранный костюм началось сразу же после возвращения Петра из-за границы, причем данная петровская реформа изобилует сценами поистине безобразными, унижающими человеческое достоинство. Это происходило даже тогда, когда что-то делалось царем не всерьез, а как бы в шутку. В феврале 1699 года на пиру у Лефорта, куда прибыли наиболее знатные из русских придворных, Петр сам ходил среди гостей с ножницами, выстригая куски волос из бород и кромсая их одежду. Обрезая длинные и широкие рукава русских кафтанов, действительно мало приспособленных для труда, царь весело приговаривал: «Это помеха, везде надо ждать какого-нибудь приключения – то разобьешь стекло, то попадешь в похлебку». Это, пожалуй, самая невинная забава тех времен, остальные много грубее. Староверов, например, реформатор заставлял ходить в нелепой, шутовской одежде, а их жен носить специальный головной убор с рогами.
Не удивительно, что человеческий материал, сопротивляясь унижению, бунтовал, причем, как свидетельствуют многие письма, например, мятежных казаков, бритье бород – как противоречащее старой православной традиции – указывалось едва ли не главной причиной, подтолкнувшей их к бунту.
Впрочем довольно скоро ситуация изменилась. Если сначала Петр воспринимал ношение бороды как некий политический протест, вроде повязки на голове с надписью «Долой царя-реформатора!», то позже борода стала налогооблагаемым «товаром». Сумма определялась в зависимости от сословия: в 1705 году дворянин платил за бороду 60 рублей, купец – 100, простой торговец, почему-то, как и дворянин, - 60, слуга - только 30 рублей. Крестьянин в деревне получил привилегию носить бороду даром, но при въезде в город и выезде за городские ворота с него, также как и с других, за эту роскошь брали налог, правда, невысокий – всего одну копейку.
Николай I, в отличие от Петра был контрреволюционером, однако, бороде при нем жилось ничуть не легче. Если Петр I насильно кромсал русскую бороду, потому что она в его глазах олицетворяла архаичное прошлое России, то Николай I не менее горячо преследовал бородачей, потому что считал их приверженцами революционных западных идей. В жандармских инструкциях всерьез указывалось на то, что все бородатые российские граждане должны стать «предметом беспрерывного полицейского наблюдения, ибо в Европе борода есть отпечаток принадлежности какому-либо злонамеренному политическому обществу».
Скоро, впрочем, к изумлению властей, выяснилось, что самый отчаянный русский диссидент бороды не носит, а, наоборот, предпочитает бриться наголо. Я имею в виду Петра Чаадаева. Впрочем, с точки зрения императора, философ был явно не в своем уме, так что этот случай, как исключение, лишь подтверждал для него правило – главная оппозиционность в бороде.
Кстати, может быть, он и не ошибался – обе революции в России делали в своей массе дурно выбритые люди. Это сегодня легкая щетина только украшает светского льва, а тогда она диктовалась в основном неустроенностью: окопное житье или бесконечное мотание по конспиративным квартирам к регулярному бритью, как-то не располагали.
Пытаюсь вспомнить бородатых партийных лидеров эпохи Сталина и никого, кроме «всесоюзного старосты» Калинина, с его козлиной бородкой, вспомнить не могу. Впрочем, это был то уникальное кадровое явление, что сохранилось еще с ленинских времен: бородатого Ленина, бородатого Троцкого, бородатого Бухарина, бородатого Дзержинского и т.д. Тогда бород во власти было много. Настораживает только то, что все эти большевистские бородки одного и того же покроя – то ли борода, то ли не борода: шаг вперед, два шага назад. Кстати, и у национал-большевика Лимонова точно такая же. Что лишний раз подтверждает, что идеология и растительность на лице в какой-то точке мироздания действительно пересекаются.
Другое дело Отто Юльевич Шмидт с его богатой и щедрой растительностью, но тому борода полагалась по уставу, как большая звезда маршалу, он все-таки был полярником.
Вся остальная сталинская, хрущевская, брежневская и даже горбачевская порода партийно-чиновничьего люда – голые подбородки, под которым виднеется непременный галстук, два надежных символа предсказуемости и дисциплинированности. Даже демократическая эпоха Ельцина выдвинула на политическую сцену лишь одного бородача – генерального прокурора Казанника, но его лохматость лишь подтвердила правило - что все «бородоносцы» имеют особый взгляд на мир. Так что не случайно во властном кресле прокурор продержался недолго и был с раздражением уволен гладко выбритым после бани Ельциным.
Нынешняя политическая элита помнит заветы своих отцов, а потому так же в основном брита. Не очень внятные бороды есть только у Сергея Миронова – Председателя Совета Федерации и у главы МЭРТ Германа Грефа, причем и тот, и другой, заметьте, славятся самостоятельностью суждений. Как человек бородатый, я им симпатизирую. Хотя и понимаю в душе, что, на всякий случай, может быть, им стоило бы и побриться.
Как показывает отечественная история, с голым подбородком в России жить все-таки спокойнее.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
