Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости
Сегодня, когда по-настоящему великих актеров осталось очень мало, уход Михаила Козакова ощущается не только как прощание с мастером, но и как прощание с целой эпохой. С эпохой, когда огромную ценность имело не только сказанное слово, но и то, КАК оно было сказано. Актерский стиль Козакова - ироничный, загадочный, порой немного аристократический - возвращал нам достоинство, часто бывшее в те времена растоптанным в быту. Он помогал нам поверить, что и в нашей жизни есть место - нет, не подвигу, а тайне, значительности, подтексту. Тому самому подтексту, который, если уметь его считывать, будет важнее многих страстных монологов.
Как-то так получилось, что Михаилу Михайловичу особенно удавались роли отрицательных персонажей. Загадочный злодей Педро Зурита в экранизации "Человека-амфибии" Александра Беляева. Прожженный негодяй-картежник Грильо из фильма Олега Тепцова "Господин оформитель", запомнившийся зрителям фразой: "У меня, с вашего позволения, флэш-рояль. Ну а теперь покажите мне свое чахлое каре". Очень многие люди в момент выхода этого фильма, в 1988 году, готовились к тому, чтобы сыграть в покер с судьбой. И всем нам хотелось, как герою Виктора Авилова, в нужный момент вытащить джокера и сказать вдруг изменившемуся в лице Грильо: "А это вы видели?!" А уж Михаил Михайлович умел сыграть так, чтобы мы получили и эстетическое, и нравственное удовольствие от смятения негодяя.
Посмотрите фотоленту "Сцена, поэзия и кино Михаила Козакова" >>
Михаил Михайлович был актером и в жизни. Может быть, зная, как шла ему маска отрицательного персонажа, он не боялся разговоров о своих грехах. Не уходил от щекотливых тем ни в своих воспоминаниях, ни в интервью. И этим он тоже был необычен - и во времена необходимости идеальных характеристик с места работы, и впоследствии, когда скандальные истории стали формой рекламы. Его жизненные истории были не скандальными, а притчевыми. Значительными, как его роли. Сложными, как жизнь его поколения - а родился Михаил Михайлович в 1934-м, вместе с Визбором, всего через два года после Аксенова. Были в этой жизни и казавшиеся тогда беспросветными, а на самом деле оказавшиеся наполненными творческим смыслом "застойные" годы. Было и отчаяние, и почти аксеновский бросок на Запад, оказавшийся в случае Козакова эмиграцией в Израиль в 1991 году.
Очень хорошо, что отъезд этот случился во времена, когда подобные вещи происходили уже без прежних унижений и оскорблений. В результате Козаков состоялся как актер и режиссер еще и в Израиле, а мы уже в конце девяностых получили его обратно и как театрального актера, и как кинозвезду, и как режиссера. И смогли еще не раз насладиться его ролями. Запомнились и его Шейлок ("Венецианский купец" в театре имени Моссовета), и его король Лир. По-прежнему работы Козакова отличает "цветущая сложность", неоднозначность, требующая мыслительной работы от зрителя.
Ну казалось бы, кто такой Шейлок? Злодей злодеем - еврейский ростовщик, настаивающий на своем праве отрезать фунт плоти у несостоятельного должника. А Козаков играл так, что нам в самую душу западали именно главные слова Шейлока: "А если нас уколоть, разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать - разве мы не смеемся? А если нас оскорбляют - разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом..." И вот уже скупой Шейлок вырастает в подлинно шекспировскую фигуру - его скупость и мстительность оказываются формами борьбы за собственное достоинство. Это была близкая Козакову тема - алхимия жизни, где добро часто оказывается неотделимым от зла. А зло часто вырастает из добрых намерений. Один из зрителей "Господина оформителя" в Интернете предложил такую контекстную трактовку этого "перестроечного" фильма: как для воскрешения идеальной мертвой России, существовавшей до 1917 года, в очередной раз убивают Россию живую, хоть и плохонькую.
Живой Михаил Козаков с этим зрителем наверняка не согласился бы. Но у сильного актера роль и ее исполнитель - совсем не одно и то же. Роль начинает жить отдельно, а зритель становится ее главным интерпретатором, а значит, и новым автором.
Скажете - сложно? Неформатно? Неоднозначно? Да, пожалуй. Но Козаков это умел.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
