Илья Крамник, военный обозреватель РИА Новости.
США и Россия довольно серьезно разошлись во мнениях по их новому договору об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ), который должен прийти на смену договору СНВ-1, чей срок действия истекает 5 декабря 2009 года. Несмотря на то, что президенты обеих стран неоднократно выражали готовность добиться скорейшего подписания договора, в ходе переговоров по проблемам СНВ между США и Россией возникли противоречия. В точности их суть неизвестна, так как процесс обсуждения является закрытым, однако, по имеющейся информации, проблемы касаются контроля за мобильными наземными ракетными комплексами, а также ограничения общего числа носителей, которыми будут располагать стороны по условиям договора. Кроме того, по-прежнему дискутируется, пожалуй, самый важный вопрос – увязывание ограничений СНВ с ограничением развертывания систем ПРО.
Тема контроля над мобильными комплексами всплывает не впервые. Ограничения на их использование накладывались еще договором СНВ-1, подписанным в 1991 году. Кроме ограничения количества боезарядов, которое может быть размещено на мобильных ракетах наземного базирования, положения Договора СНВ-1 ограничивали боевое патрулирование этих ракет. В то же время эти ограничения сформулированы таким образом, чтобы соответствовать сложившейся практике боевого дежурства мобильных комплексов.
Договор определял площадь районов, в которых могли базироваться мобильные комплексы, а для железнодорожных комплексов – и предельное число станций базирования. Ограничивалось число комплексов, которые одновременно могли находиться вне районов базирования, и продолжительность их нахождения вне этих районов.
В отношении мобильных ракетных комплексов предусмотрены также более строгие, чем для шахтных ракет, процедуры ликвидации. В частности, для исключения мобильной ракеты из зачета необходимо уничтожить не только пусковую установку, но и саму ракету. Для ракет шахтного и морского базирования уничтожения самих ракет не требуется – достаточно уничтожения шахт и подлодок соответственно.
В период подписания договора СНВ-1 развернутыми мобильными комплексами обладал только СССР – грунтовым РС-12М «Тополь» и железнодорожным РС-22 «Молодец». США в то время планировали развертывание в мобильных подземных (!) железнодорожных комплексах ракет МХ (в итоге они в силу финансовых ограничений были развернуты в обычных шахтных установках, а впоследствии сокращены по договору СНВ-2). Кроме того, готовилось развертывание грунтовых комплексов с малогабаритными МБР «Миджетмен», которые на 1991 год проходили испытания.
Однако осенью 1991 года США отказались от развертывания комплексов «Миджетмен» (одновременно СССР отказался от развертывания мобильного комплекса с малогабаритной ракетой «Курьер»). Называются различные причины отказа США от «Миджетмена». В основном считается, что причиной стало сокращение военных расходов в связи с окончанием холодной войны. Кроме того, в этот период завершаются испытания комплекса морского базирования Trident II D5, и, оценив его выдающиеся характеристики, в США решили, что лодки, оснащенные Trident II, компенсируют отказ от наземных мобильных комплексов.
В результате СССР, а затем РФ, оказалась единственной страной, располагающей мобильными наземными МБР. В дальнейшем, после подписания договора СНВ-2, с вооружения были сняты железнодорожные комплексы, и единственным состоящим на вооружении межконтинентальным мобильным комплексом остался «Тополь».
С сокращением группировки ракет шахтного базирования роль «Тополей» в составе СЯС России начала возрастать. Особенно значение мобильных комплексов повысилось после появления «Тополя-М» в подвижном варианте, и, наконец, возникновения РС-24 «Ярс», оснащенной разделяющимися головными частями индивидуального наведения. Исходя из имеющихся тенденций, мобильные наземные комплексы в течение ближайших 20 лет будут составлять подавляющее большинство группировки РВСН. Возможно и новое развертывание железнодорожных комплексов. В этих условиях ограничения на районы развертывания и перемещение мобильных комплексов лишает российскую группировку РВСН главного ее преимущества – подвижности, обеспечивающей неуязвимость в случае первого удара противника. При этом шахтное базирование ракет в условиях постоянного роста точности головных частей уже не гарантирует их выживания в случае внезапного первого удара.
В то же время для США основу боевой мощи стратегических ядерных сил (СЯС) составляет морской компонент триады: 14 атомных подводных ракетоносцев типа «Огайо» с ракетным комплексом Trident II – в общей сложности 336 ракет, с 8 разделяющимися головными частями индивидуального наведения каждая. В условиях дальнейшего сокращения СНВ США планируют сократить число головных частей на каждой ракете, однако общее число ракет и подлодок сокращаться не будет. При этом вводить ограничения на базирование и передвижение подлодок по большому счету не имеет смысла – контролировать выполнение этих ограничений практически невозможно.
Россия, со своей стороны, не имеет возможности резко увеличить значение морского компонента СЯС – это требует огромных затрат, и не только на строительство дополнительного числа АПЛ, но и на обеспечение их базирования, охранения, и т.д, поэтому наземный компонент СЯС будет по-прежнему играть значительную роль. В этих условиях ограничения не развертывание и перемещение мобильных ракетных комплексов выглядят несправедливыми, односторонним образом ограничивая боевые возможности российских ядерных сил, чем и объясняется стремление российской дипломатии устранить эти ограничения из текста нового договора.
Другим камнем преткновения является численность средств доставки. Россия предлагает сократить их число до 500, в то время как США настаивают на цифре более 1000. Этим объясняется столь большой диапазон – от 500 до 1100 носителей при 1500-1675 ядерных зарядах - озвученный ранее при обсуждении условий будущего договора. Вопрос числа носителей тесно связан с проблемой возвратного потенциала – числа боеголовок для МБР (крылатых ракет для бомбардировщиков), которые могут храниться на складах и развертываться в угрожаемый период. Чем большее число носителей сохранится в составе СЯС сторон, тем большим может оказаться возвратный потенциал, что подрывает сам смысл сокращения СНВ.
Наконец, главной проблемой будущего договора является увязывание СНВ и ПРО. Россия настаивает на ограничении развертывания систем ПРО, тогда как США готовы, судя по имеющейся на сегодня информации, только на признание взаимосвязи стратегических наступательных и оборонительных вооружений в преамбуле договора, но не более того.
Если стороны не достигнут взаимопонимания по этому вопросу, то договор рискует оказаться «филькиной грамотой», которая не будет устраивать ни тех, ни других. При этом для США, несмотря на их лучшее экономическое положение чем у РФ, такой исход тоже не может считаться благоприятным – Россия, которая выходит в настоящее время на темпы обновления СЯС в 30 ракет ежегодно с перспективой дальнейшего ускорения, в случае необходимости способна поддерживать ядерные силы на уровне, гарантирующем нанесение агрессору неприемлемого ущерба несмотря на наличие системы ПРО. При этом развертывание системы ПРО, способной обеспечить хотя бы ограниченную защиту в случае массированного ядерного удара, может оказаться непосильным бременем даже для экономики США.
Фактически срыв договоренностей по СНВ или подписание его без ограничений на развертывание ПРО будет означать возвращение к ракетно-ядерной гонке. Пусть на более низком уровне, чем в 50-80-е годы, но вряд ли это будет большим утешением.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
